Немного чуда в словахЛюц бежал, не разбирая дороги. Страх застилал глаза. Сердце бешено колотилось, в ушах гремело собственное дыхание. Нужно было успокоиться. Нужно было подумать.
Острые ветки царапали лицо, пока он продирался сквозь откуда-то взявшиеся заросли кустарника. Пот жёг порезы. Становилось больно дышать.
Нужно было остановиться и подумать. Подумать.
Мысли настолько переполняли его, что он, наконец, не выдержал: вылетел на открытое пространство и замер как вкопанный.
На далёкие мили в ночи вокруг разнёсся надорванный вопль ярости и бессилия – Д У М А Й ЖЕ - !
Ловя дыхание, он вдруг начал осознавать своё местоположение. Первое, что он заметил, это то, что стоит не на простой земле, а на брусчатке. Старой и потрескавшейся, но удивительно белой.
Подняв голову, он так и застыл. Над ним возвышался … Колизей...
Мраморный стадион по-другому было сложно назвать. В темноте, окружающей его, древний мрамор словно бы светился, создавая ощущение нереальности.
Затаив дыхание, Люц медленно двинулся внутрь, по пути проведя рукой по ближайшей стене. Она была тёплая, как будто её только что обласкали лучи солнца.
Зацепившись за незаметный бортик на полу, он растянулся, шипя и лелея битые колени, и дыхание перехватило окончательно. Он только заметил огромную роспись на напольном покрытии.
Это было прекрасно. Сказочно.
Прямо перед ним распростёрся гигантский чуть выцветший от времени дракон.
Образ благородства, закованный в драгоценную чешую. Длинные костяные рога, острые когти и слегка небрежно раскинутые крылья с когтистыми навершиями придавали великану-ящеру царственный вид.
Странно, но весь он не нёс в себе и капли угрозы. Здесь чувствовалась гармония и спокойствие.
Взгляд наткнулся на упряжь и поводья. Кожаные ремни держала человеческая рука. Время не пощадило эту часть картины так же, как и остальные, и таинственный человек был стёрт с лица истории. Осталась лишь ладонь, по хозяйски сжимающая ремень. Кто мог сделать так? Заключить союз с драконом…
Люц дополз до мо… лица ящера. Столь сознательное выражение не могло принадлежать просто животному.
Словно зачарованный, он гладил выгоревшие черты: острые ноздри, надбровные дуги, миндалевидный глаз, странно смотрящий прямо на него. Успокоившись, лег на спину рядом с нарисованной головой, не отрывая от неё ладони. В душе поселилось спокойное восхищение и ощущение чуда.
Звёздное небо ещё никогда не казалось таким глубоким и прекрасным. Кристаллы звёзд ярко сверкали и пульсировали, на небе не было ни одного облака и незнакомые созвездия легко складывались в завораживающие картины. От этого щемило сердце и не хватало дыхания. Хотелось как-то выразить всё, что сейчас переполняло его. Он должен был это сделать. Откуда-то появилась нежность, печаль и желание петь.
Он знал только одну песню, которую кто-то пел ему в детстве…
Знакомые слова легко срывались с губ, и он закрыл глаза, зная, что всё равно видит перед собой звёздное небо.
…And then all the stars, broken should fall on the earth…
За закрытыми веками перед ним падали звёзды. Летели прямо вниз. Чтобы он мог поймать хоть одну.
…All the rivers will stop and the sun is black…
Он почти чувствовал их, внутри бушевало невероятное желание схватить одну. Они были так реальны.
…That’s because you fell asleep and in the night…
Вытянув руку вверх, он чувствовал пустоту, но надеялся, исступлённо надеялся почувствовать. Поймать.
Голос перешёл на нежный шёпот. Словно маня звезду к себе, Люц улыбался. Его сердце трепетало в предчувствии чуда.
…The world is waiting for you to come back…
Сам не заметил сначала, как тепло согрело ладонь. В ней определённо что-то было. Ресницы дрогнули, но он не решался открыть глаза, боясь разрушить волшебную иллюзию и чувство счастья. Вместо этого он чуть сжал пальцы на чём-то гладком, но неровном, словно разделённым на секции. Ощущение было похоже на истёртые монеты. Только тепло. Откуда могло взяться тепло?
Решившись, он неторопливо открыл глаза. Прояснившееся зрение повергло его в шок: над ним возвышалась огромная тень, закрывая почти все звёзды. Но, прежде чем сердце ушло в пятки, стадион вокруг начал светиться сильнее, мало-помалу открывая то, что было над ним.
Песня, замершая на губах, снова ожила и мягкие мелодичные звуки опять заполнили мраморный круг.
Тени постепенно сходили, обнажая блестящую чешую, роговые наросты, полотна крыльев, огромное тело и умные-умные глаза, вертикальные зрачки которых были направлены прямо на него. Прикосновение носа согревало ладонь, пряжка слегка царапала кожу, чешуйки мерцали, отражая звёзды, а в глазах ящера плясали язычки пламени.
Он стоял прямо над Люцем, опустив длинную гибкую шею к маленькому человеку под ним. Большие лапы аккуратно расставлены вокруг, крылья приподняты, хвост змеится в темноту.
Несмотря на всё это, как и на картине, страха не ощущалось. Было чувство понимания и робкой надежды, что прекрасный сон не брызнет осколками, не оставшись на утро.
Медленно и плавно, он поднялся с земли. Ящер почти не двинулся. Так же осторожно протянул ему ладонь. Шершавая щека прижалась к коже. Умиротворение. Доверие было в этом прикосновении.
Дракон ничего не требовал. Не пугал. Он просто смотрел. Спокойно. Мягко.
Осмелившись, погладить подставленную щёку, Люц не прекращал петь, и был очень удивлён, когда ящер тихо фыркнул и одним движением головы положил тяжёлый подбородок ему на плечо. Щека к щеке, делясь ощущением тепла и причастности, они простояли несколько минут под незатейливую мелодию. Наконец, он поднял руки и, гладя приятные на ощупь чешуйки, обнял подставленную шею. Край распущенного крыла прошёлся по ноге невесомым прикосновением, и ощущение счастья переполнило его. Что это было?
Словно вторя непрекращающейся песне, эхо стало подпевать. Обнимая вздымающуюся шею дракона, он широко раскрытыми глазами смотрел на трибуны, и в его глазах отражались проявляющиеся одна за другой светящиеся фигуры людей. Все они смотрели на него, состоящие из лучей белого звёздного света. Призраки улыбались, перешёптываясь друг с другом и указывая на него. Некоторые, словно зная песню, начали подпевать, и их нереальные голоса разлетались по мрамору, стремясь ввысь к звёздам. Они всё смотрели и что-то говорили. Он всем телом чувствовал их одобрение и лишь громче пел, крепко сжимая дракона. Наконец, силы оставили его, запал прошёл и пальцы задрожали. Тихо закончив петь, он обессилено опустился на пол, отпуская дракона. Тихо шелестя, призраки прошлого, довольные, покидали стадион, медленно тая в воздухе. Их радостные лица сохраняли улыбку до самого конца. И почему-то он знал, что каждый из них имел право быть изображённым на картине с драконом. Каждый из них мог оказаться тем стёртым человеком, держащим поводья. Это то, что объединяло их и Люца теперь. Поколения людей, заключавших союзы с драконами.
Когда все они исчезли, мрамор словно бы потускнел, теряя новенький блеск и вновь напоминая о своей пыльной древности.
Тёплый дракон шевельнулся, собрал крылья за спиной, и, погладив щекой о щёку Люца, также растворился во тьме, уходя со стадиона. Вслед тоскливо протянутой руке последовал обещающий вернуться взгляд.
Мы ещё встретимся, не так ли?
Люц опять упал спиной на каменный пол с рисунком и его затуманенный взгляд прошёл сквозь небо. Он устал, невероятно устал. Расфокусированные глаза сонно закрылись и, не отдавая себе в этом отчёта, он свернулся комочком на тёплом мраморе и окутался сном.
Сном без сновидений.
Ночь прошла тихо и незаметно, с утром принося ощущение отдыха и свежести.
Когда Люц открыл глаза, солнце едва встало и его алые лучи окрасили мрамор в персиковые цвета, даря ему новую жизнь. С грустным вздохом, он погладил голову нарисованного дракона.
Это был замечательный волшебный сон. Такой, какие ему ещё никогда не снились. И не приснятся. Такое бывает лишь раз в жизни.
Прикосновение к звезде.
Светлую меланхолию прервал лучик света, ударивший по глазам. На полу валялся какой-то кусочек стекла, отражающий солнце, и Люц поднялся и пошёл его поднять. Что-то, что останется на память от чуда.
Подняв его, он удивлённо нахмурился. Это было не стекло.
Чешуйка легла в ладонь, тяжёлая и тёплая, и Люц не смог удержаться от улыбки. Самой счастливой улыбки в своей жизни.
Чудо не уходило. Оно осталось вместе с ним и собиралось продолжаться.
Долго и ещё дольше.